Хохма в двух действиях
по мотивам русских народных сказок
Действующие лица:
Горлица, то ли птица, то ль девица
Иван, вдовий сын
Дед Устин
Бабка Фекла
Девица-краса Марьюшка
Лесной хозяин старик-Леший
Яга Ягишна
Племянник ейный Змей Горыныч
Царь Еремей
Царевна Матрена
1-й министр
2-й министр
Гусли-самогуды, кот-игрун да гусь-плясун —
игрушки обалденные заморские волшебные
Пролог
На сцене — герои будущей сказки.
ГОРЛИЦА. Эй, дружок, развесь-ка уши!
Шире, друг, открой глаза!
Ты пришел смотреть и слушать,
А мы сказку рассказать.
ЦАРЬ. Сидит птичка на суку
И кричит «кукареку!»
Это значит: мол, давай
Сказочку рассказывай.
МАТРЕНА. Про Ивана да про Марью,
Леший в сказку просится,
И про то, как государю
Править, ой, не хочется.
ЯГА. Сидит птичка на суку
И кричит «кукареку!»
Это значит: мол, давай
Сказочку рассказывай.
ДЕД. Бабка на свово же деда
Скалкой так и скалится.
У нее такое кредо,
А кому пожалиться?
МИНИСТРЫ. Сидит птичка на суку
И кричит «кукареку!»
Это значит: мол, давай
Сказочку рассказывай.
МАРЬЮШКА. Как Горыныч, змей трехглавый,
С теткою Ягишной
Затевали пир кровавый,
Их теперь не слышно.
ЛЕШИЙ. Сидит птичка на суку
И кричит «кукареку!»
Это значит: мол, давай
Сказочку рассказывай.
ВМЕСТЕ. Эй, дружок, развесь-ка уши!
Шире, друг, открой глаза!
Ты пришел смотреть и слушать,
А мы сказку рассказать.
Действие первое
Картина 1
Спят дед Устин да бабка Фекла — каждый в своем углу: бабка — па печи, а дед — на лавке под порогом. И снится Ус-тину сон дивный: не то краса-девица, не то птица-горлица в гости к нему пожаловала, с лавки ласково подняла и в танце старика закружила.
ДЕД. Что за гостья-волшебница меня, старика древнего, словно добра молодца, плясать заставила?
ГОРЛИЦА. А всяк, кем захочет, тем меня и видит. Для кого я девица красная, для кого — птица-горлица. А могу совой оборотиться или мышью полевой. Матушка моя — Ночь синяя, батюшка — Месяц ясный, а братья — четыре ветра вольных.
ДЕД (запыхавшись в танце). Уф! Уморила совсем старика!
ГОРЛИЦА. Не печалься, старый. Потанцуешь со мной, косточки разомнешь — на десять лет помолодеешь. Не век же на лавке лежать горевать, долю горькую проклинать.
ДЕД. Али что знаешь обо мне, что разговор о доле моей постылой ведешь?
ГОРЛИЦА. С тем и пожаловала. Братья мои — ветры вольные — везде бывают, все видят, все знают. Давно уже прослышала я, как живете вы со старухой вдвоем, не живете — маетесь.
ДЕД. Верно, девица, ой, верно, горлица! Бабка-то моя молодая была — милая да ласковая, а чем старее, тем сатанее. День-ночь на печи лежит, косточки греет, а как что не по ее, скорей за скалку и ну меня охаживать. Дать бы сдачи — ни сил, ни боли моей нету: люблю ее треклятую! Пойти пожалиться — ан некому: ни одной кровиночки родимой в целом свете не сыскать. Вот так и живем, век коротаем.
ГОРЛИЦА. А все оттого получилось, что век вы прожили, а детей не нажили.
ДЕД. Опять твоя правда, родимая. Был бы у нас сын, дом бы поправил, хлеб посеял, молодую хозяйку в дом привел — бабке б помощь, мне — в утеху. А была бы дочка — щец наварила, нас со старухой накормила-пожалела, все милей на свете жить.
Остановила танец Горлица, рукой-крылом взмахнула, откуда ни возьмись — яичко на ладони. Протянула его деду.
ГОРЛИЦА. Возьми-ка, дедушка, яичко вот это — за муки твои да мытарства награда. Но терпеть вы с бабулъкой и лелеять его тридцать дней и ночей должны, а там что будет, поглядите. Но знай, старик — не утерпите, глаза сомкнете, яйцо не убережете, счастье ваше горем обернется.
И как не бывало Горлицы, упорхнула. Яичко на стуле лежать осталось, дед на лавке слать, а бабка — та и не проснулась до раннего утра. Утром же проснулись, глядь — яйцо.
БАБКА. Чудеса в решете! С вечера на столе, акромя тараканов, ничего и не было. Уж не мой ли благоверный снесся? Эй, лопоухий! (Запустила тапком в нереагирующего деда). Хватит дрыхнуть, все чудеса проспишь!
ДЕД (просыпаясь и кряхтя). И что ты, старая, лаптями с утра пораньше распулялась, таракан тебя забодай?
БАБКА. Ладно, не скрипи. Али не видишь, хрюндюк старый, стол с вечера был пуст, а сейчас яйцо лежит, серебром блестит?
ДЕД. Ну, чудеса! (Перекрестился, оглядевшись). Слышь, Фекла, сон привиделся мне, будто не то девица, не то птица-горлица в хате у нас была да со мной танцы танцевала.
БАБКА (плюнула в сторону}. Тьфу ты ну ты. Кавалер нашелся!
ДЕД. Да замолчь ты, малахольная! Слышь, что скажу. Танцы эта птица-девка танцевала, про житье-бытье наше рассуждала, а потом и говорит: вот тебе яичко, говорит, дедушка, не простое, а волшебное. И нужно вам с бабкой, с тобой то бишь, чума скалозубая, таракан тебя забодай…
БАБКА (нетерпеливо). Ну, разгунделся, сундук вяленый, бес тебе в ребро, по делу говорил бы, что ль!
ДЕД. Подь ты, не перебивай. Так вот. Сбережете, говорит, яичко это тридцать дней и ночей, и вам счастье улыбнется. А коль не схороните — счастье горем обернется.
БАБКА (недоверчиво). Не брешишь?
ДЕД. Собака брешет.
БАБКА. Ну, смотри, окаянный, коль соврал, моя скалка — твой хребет.
ДЕД. Увянь, старая. Сиди — не бормочи и вообще не дыши. Потому как зубы ты уже лет пятьдесят не чистила. Не ровен час, на яйцо дыхнешь, а оно и стухнет.
БАБКА. Ну, пирамидон старый, лопнуло мое терпение. Где моя любимая скалка? Вот она, родная…
Хвать скалку бабка и ну шарика охаживать, только ребра трещат да половицы поскрипывают: дед вокруг стола от бабки, а та — за ним. Стол ходуном ходит, яичко на нем лежит-покачивается.
ДЕД. Бабка, не смей!
БАБКА. Я предупреждала!
ДЕД. Не смей, бабка!
БАБКА. Сам напросился!
ДЕД. Ой!
БАБКА. Ой!
Это яичко качалось, качалось да на пол и скатилось, с мелодичным звоном раскололось надвое и случилось волшебство: откуда ни возьмись появилась девица-красавица.
ДЕВИЦА. Что же наделали вы, матушка? Что наделали, батюшка? Могла быть я дочкой вашей, Марьюшкой, сохрани вы яичко тридцать дней и ночей. А теперь явиться я к Яге Ягишне в услужение должна, и служить мне ей, покуда Иван-вдовий сын не отыщет меня да из неволи не вызволит. Прощайте же, батюшка! Прощайте, матушка! Слышу, ветер Полуночник за мной летит, чтобы к Ягишне отнести. Не поминайте ли…
Не успела девица договорить и исчезла вдруг, как появилась — то ли была, то ли не было. Забыли старики о своей ссоре, упали на лавку и завыли в голос.
БАБКА. Ой, что наделала я, рухлядь старая!
ДЕД. Что я наделал, пень неотесанный!
БАБКА. Ой, горе мне, горе!
ДЕД (сам вдруг замолчал и на бабку цыкнул). Вот что, бабка. Хватит выть да страдать, слезами горю не поможешь. Меси-ка тесто, пироги пеки. Собираться я буду в путь-дорогу, Ивана-сына вдовьего пойду искать.
БАБКА. И где же ты найдешь его, дурачинушка? Мало ли вдов на свете? А Иванов и того больше.
ДЕД. Ты меня хоть горшком назови, а дело свое я знаю. Пойду птицу-горлицу сыщу, ее братья — ветры вольные — везде бывают, все видят, все знают. Авось еще разок помогут. Ну, Фекла, прощевай.
Пирогов в котомку накидал. Лапти старые подвязал, за порог да и в путь пустился.