Проняло.
Стиснул зубы.
Нет слов.
Это что ж я?
Какого рожна!
Я сегодня весь — боль голосов
из былого.
Я в прошлом.
Война…С головой окунулся я в вой —
вой моторов, овчарок и вдов.
Слышу: «Слышишь, братишка,
живой?!»
А до смерти — пятнадцать шагов.
На тринадцатом
(«я ведь не знал…»)
умираю.
Очнулся — живу…
(«…женской ласки.
Жены не ласкал.
Как же так?
Я хочу.
На яву…»).Не обласканных наших подруг
обласкали без нас,
не спросив,
сколь приятно тепло чужих рук,
если руки не могут
просить.
Не обласканных наших
Мадонн
обласкав — и вот этот, и тот, —
загружали в товарный вагон,
как рабочий
заезженный
скот.Рыжеватые,
русые,
смоль,
голубые,
зеленые,
ка-
рие, девичьи,
сочные,
голь,
океан,
ручеек,
река. —
И не венчаны,
стыд имевшие.
Обесцвечены,
не успевшие.…Умираю.
Очнулся — жив.
Где-то там, вдалеке,
война.
Меня, словно
захоронив,
давит лагерная
стена.
С головою — в собачий вой.
Рвотой собственной
захлебнусь:
вот такой же, как я,
нагой
брошен в печку.
Я кверху рвусь —
в смрадный дым,
копотью
расстелюсь…
Голоса,
голоса,
голоса.
И седые,
седые
глаза.…Они тоже любили весну
и тянулись к добру и теплу,
улыбались приятному сну
и друзей приглашали к столу.
Они с Гейне встречали рассвет
и у Гете учились страдать,
пили Бахов божественный свет,
целовали любимую мать.
Они тоже ласкали детей
и любили, как в райском саду,
и страшили их тени смертей
и чертей в окаянном аду.Все, как все.
И ласкали детей.…Проняло.
Стиснул зубы.
Нет слов.
Это что ж я?
Какого рожна!
А на улицах в ритме
шагов
бьется тенью
былая война.
А на улицах маршем
юнцы —
ровным строем.
Вчерашнее «хайль!» —
И седеют в могилах отцы,
умиравшие с мыслью
«а жаль».Бьется тенью
чума.1987
11
Дек
2013
2013